Астрономическое вступление 

В конце апреля 1688 года в экзотическом Лопбури – городе в центральной части нынешнего Таиланда и столице одноименной провинции – выдающийся правитель королевства Аюттхая (королевство Сиам) Нараи Великий (1632–1688; прав.: 1656–1688) наблюдал солнечное затмение в компании привезенных его посланником из Франции астрономов-иезуитов [1].

Параллельно то же затмение наблюдал в Китае французский математик и иезуит Луи Леконт (1655–1728), участник возглавляемой Жаном де Фонтене (1643–1710) французской иезуитской миссии, отбывшей в Китай из Сиама в 1687 г. Леконт, описавший это наблюдение в своих «Новых мемуарах», прибыл в Китай 7 февраля следующего, 1688 г., в апреле которого уже свободно пользовался и привезенными с собой астрономическими приборами, и доверием императора Канси [2].

Но начнем с начала.

Вступление о миссионерах-иезуитах в Китае

Христианские миссионеры, отправлявшиеся работать и проповедовать в Китай времен маньчжурской империи Цин (1644–1911), за редкими исключениями становились «невозвращенцами» – таковы были условия их службы. В рамках так называемых «Правил» (Ли Мадоу гуйцзюй) лидера первой миссии иезуитов в Китае еще времен государства Мин (1368–1644) Маттео Риччи (Ли Мадоу; 1552–1610) европейские проповедники служили при дворе, подчиняясь концепции принесения интеллектуальной дани новым повелителям [3]. Проповедники-иезуиты – передовой отряд этой интеллектуальной элиты – принимали китайские имена и получали придворные должности, а на родине зачастую оставались лишь строчками в письмах и донесениях, оседавших в архивах Ватикана, орденов и в библиотеках.

Оценивая «страноведческие» свидетельства миссионеров, нельзя забывать тот факт, что, во многом будучи первопроходцами в практически не исследованном окружении, отцы-проповедники порой неправильно толковали то, что видели. При этом весьма ценная аутсайдерская точка зрения заставляла иноземцев фиксировать то, что избегали отмечать, скрывали или просто не видели, считая само собой разумеющимся, китайские письменные источники и династийные хроники.

Безусловно и то, что мотивы действий проповедников были преимущественно религиозными. Французские иезуиты, прославившиеся под эффектным прозванием «математики короля» (mathématiciens du Roy), потому что были посланы Людовиком ХIV служить советниками императора Канси и писать отчеты во Французскую академию наук, рассматривали научную работу как вторичную, как средство проникнуть ко двору и ослабить влияние португальцев. Иезуиты видели себя в основном миссионерами и лишь с наступлением ХVIII в., подвергнутые гонениям, отчасти почувствовали себя китаеведами поневоле. Самым ценным их богатством было владение языком (даже древнекитайским – вэньянем), возможность читать китайскую литературу и писать самим. Под удобным зонтиком «математики короля» зачастую объединяют всех придворных интеллектуальных данников после явления к маньчжурскому двору французов.

Конечно же, куртуазные французские братья следовали по стопам ученой иезуитской элиты XVI в. – дорогу ко двору минского императора Ваньли (1563–1620, прав.: 1572–1620) проложила первая, без преувеличения, героическая миссия под руководством итальянцев Алессандро Валиньяно (Фань Ли-ань; 1539–1606), Микеле Руджери (Ло Минцзянь; 1543–1607) и легендарного Маттео Риччи (Ли Мадоу; 1552–1610), находившихся под покровительством португальской короны. Шестеро же французских иезуитов, отправившихся в Срединную империю под эгидой Академии наук и под королевским покровительством Людовика XIV, осуществляли свою миссию в рамках, в частности, астрометрической программы, запущенной создателем Парижской обсерватории франко-итальянским астрономом Джованни-Доменико (Жаном-Домеником) Кассини (1625–1712). Они принесли уже к маньчжурскому двору первого из просвещенных императоров – Канси (1654–1722; прав.: 1671–1722) – новейшие знания в области естественных наук, высокий философский уровень гуманитарного дискурса и передовое для того времени научное оборудование, которого так не хватало цинскому Китаю.

Франсуа-Рене де Шатобриан (1768–1848) в «Гении христианства» впервые представил миру математиков короля как «иезуитских ученых, которые пронесли в центр Азии честь французского имени», добавив: «Иезуит, отправлявшийся в Китай, вооружался телескопом и циркулем… Он являлся к пекинскому двору с изысканностью двора Людовика XIV, окруженный свитой из деятелей наук и искусств» [4]. Миссия служила постоянным каналом передачи и популяризации информации о Китае, находилась в непрерывном контакте с европейскими академиями и прославилась многочисленными публикациями, которые, наряду с записками участников первой миссии Маттео Риччи и их последователей, можно по праву назвать основополагающими для формирования профессиональной синологии в Европе.

Безусловно, основной целью миссионеров было обращение империи в христианство, и прорыв, осуществленный первыми иезуитами, заключался в найденных путях достижения этой цели — в изучении китайского и маньчжурского языков, в составлении словарей, в осознании принципиальной важности для страны конфуцианства, в исследовании и переводах конфуцианского канона и других древнекитайских философов. Поняв, что буддистские монахи в стране непопулярны, иезуиты переоделись в ученых-шэньши, постарались максимально приблизиться к их образу жизни.

Став проводниками знаний между Западом и Востоком, первые иезуиты в Китае оказались и основателями профессионального китаеведения. Жесткая ортодоксальность Римской курии и роковое послание императору Юнчжэну (1678–1735; прав.: 1722–1735) во время «Спора о ритуалах» нанесли роковой удар миссии при императорском дворе в Пекине. Однако деятельность французских посланников некоторым образом обратила историю вспять: математики провели грандиозный обмен знаниями в области прикладной науки, особенно в географии и астрономии. Не только во Франции, но и на всем Западе перевод «Confucius Sinarum Philosophus», книги, посвященной китайской истории, религии, морали и политике, оплодотворит философскую мысль таких гигантов духа, как Вольтер, Лейбниц и многие другие. В XVII и XVIII вв. Китаю предстоит оказать заметное влияние на формирование интеллектуального движения эпохи Просвещения.

Историко-теоретическое введение о торговле и обмене между крайним Западом и крайним Востоком         

Анализируя сложную динамику взаимоотношений Европы (и Запада в целом) и Поднебесной, часто пытаются поставить во главу угла одни лишь вопросы экономики и торговли. Автор полагает, что подобный редукционистский подход обречен на закономерную критику. Безусловно, именно торговля представляет собой настоящую «кровь Евразии», питавшую континент даже до формирования основных артерий Великого шелкового пути (вспомним, например, Путь лазурита, ведший из Бадахшана в древние Месопотамию, Египет, Иран, Индию, да и на Дальний Восток) [5]. Иные важные пешие, конные, караванные и морские пути с архаических времен соединяли Переднюю Азию, Египет, Индийский субконтинент, Центральную Азию и даже Дальний Восток, куда медленно и неотвратимо добрались главные изобретения, приведшие к неолитической революции (основы бронзолитейного дела, колесо, колесницы), как и европейская ДНК, фиксируемая даже среди останков мастеров, работавших на строительстве знаменитого гробничного комплекса первого императора-объединителя Китая Цинь Шихуана (259–210 гг. до н. э).

До окончательного формирования системы транс-евразийских торговых трактов, c 1877 г. известных с легкой руки немецкого географа и путешественника Фердинанда фон Рихтгофена (1833–1905) под броским названием «Великий шелковый путь», связующую роль между Передней Азией и древним Ираном на Западе и землями, расположенными к востоку Евразии, выполняла Персидская Царская дорога, частично совпадавшая с одной из основных артерий Великого шелкового пути. Построенная во времена Ахеменидской империи (500–330 гг. до н. э.) дорога расходилась от Суз на севере Ирана к портам Средиземного моря и Малой Азии на западе и ко все тем же оазисам Притяньшанья. Что же до так называемых «степных коридоров», лежавших в зоне, тянувшейся севернее границ нынешнего Китая, то они относились к пространству, контролируемому кочевниками, от которых древний Китай отгородился Великой стеной еще при том же Цинь Шихуане.

С Запада на Восток отправлялись «Небесные лошади» (тяньма) Ферганы, ради которых, по легенде, и открыл в 130 г. путь великий ханьский император У-ди (156 – 87 гг. до н. э.; прав: 141 – 87 гг. до н. э.): первый караван с шелком и бронзовыми зеркалами прошел по нему в 121 г. до н. э. и вернулся с вожделенными лошадьми. В Китай доставляли седла и сбрую, виноград и виноградное вино, собак и других экзотических и одомашненных животных, шкуры и меха, мед, фрукты, стеклянные изделия, шерстяные изделия и ковры, разнообразный текстиль, золото и серебро, верблюдов, рабов, оружие и доспехи. С востока на запад в первую очередь отправлялся, конечно, шелк (в древности верили, что он защищает человека от ряда болезней), но не только. Китай продавал на Запад чай, краски, драгоценные камни, керамику, фарфор, специи (корицу и имбирь), бронзу и золотые изделия, лекарственные средства, благовония и парфюмерные композиции, слоновую кость, рис (в русских источниках вплоть до XIX в. – «сарацинское пшено»), бумагу и порох. Приведенные списки показывают некоторую интеллектуальную неравнозначность этого обмена: практически все торговые позиции с Запада, кроме породистых лошадей и стекла, в том или ином виде существовали в Китае, а вот шелк, фарфор, чай, бумага и порох представляли собой чисто китайские изобретения, аналогам которых на Западе не существовало.

Именно описанная «протоглобализация» ответственна за появление в древнекитайских захоронениях римских монет [6] и за увлечение в императорском Риме китайским шелком – но эти обмены происходили уже после «открытия» Великого шелкового пути, объединившего древние караванные пути между оазисами Притяншанья с находившейся на далеком Востоке столицей великой империи Хань (206 г. до н. э.–220 г. н. э.) Чанъанью (нынешний Сиань) на востоке и с Римом на западе. Великий шелковый путь действовал с 130 г. до н. э. до 1453 г., когда Оттоманская империя завоевала Византию и перерезала эту легендарную торговую артерию. Её закрытие дало толчок эпохе Великих географических открытий (1453–1660), ибо европейцы привыкли к экзотическим товарам с Востока и удовлетворить нужду в них из местных ресурсов возможным не представлялось. Тогда европейцы отправились на Восток морскими маршрутами — и по пути открыли Америку. Однако не стоит забывать, что на парусах каравелл Христофора Колумба и других мореплавателей красовались красные кресты, выполнявшие не только охранительную функцию, но и знаменовавшие высокую цель морских экспедиций по распространению в дальние пределы земли истинной веры.

Все перечисленные необходимые товары двигались с Востока на Запад и с Запада на Восток, а вместе с ними перемещались и верования, неизбежно переносившиеся людьми, перевозившими эти товары. Путешествовали по торговым артериям и «профессионалы» проповеди, будь то представители Церкви Востока, ранее называвшиеся в науке «несторианами», францисканцы, доминиканцы или, наконец, передовой отряд Контрреформации – представители Ордена иезуитов, явившиеся в Поднебесную («достигшие Луны») уже по морю ввиду закрытия Великого шелкового пути.

Первые иезуиты в Китае

Итак, изначально именно торговля способствовала развитию «низовых» отношений между Европой и Китаем, этой дипломатии третьего трека. Но к концу XVII – началу XVIII вв. меркантильные отношения переросли в интеллектуальные, и деятельность знаменитых шести «математиков»-миссионеров короля Людовика XIV, дипломатов первого трека, покинувших Бретань в 1685 г., внесла чуть ли не самый значительный вклад в «международную торговлю просвещением» [7].

В начале XVI в., в эпоху Мин, спустя два столетия после возвращения в Европу Марко Поло, у берегов Китая появились первые португальские торговые суда, на которых ближе к концу столетия начинают путешествовать христианские миссионеры. Основателем миссии иезуитов в Китае обычно считают упомянутого выше уроженца города Мачерата в итальянской области Марке отца Маттео Риччи. Выделение в популярной истории имени Риччи — проявление очередного исторического редукционизма, потому что не Ли Мадоу принадлежит честь быть первым руководителем миссии в Китае. Славный список первопроходцев-итальянцев начинается с Алессандро Валиньяно — первого обосновавшегося в Макао лидера иезуитов – и с вызванного им себе в помощь Микеле Руджери. Именно после них на сцене, наконец, и появился Маттео Риччи – преемник Руджери и заслуженно признанный глава миссии, несмотря на значительные трудности доведший европейцев до пекинского двора минского императора Ваньли.

Автору статьи принадлежит достаточно подробный рассказ об этой миссии в монографии «Миссия иезуитов в Китае. Маттео Риччи и другие (1552–1775 гг.)», поэтому здесь отметим лишь кратко, что он со своими сотоварищами восемнадцать лет ждали в окрестностях Кантона возможности проникнуть ко двору и заслужить благосклонность императора. В 1601 г. Ли Мадоу, уже покоривший сердца и умы некоторого количества представителей китайской интеллектуальной элиты (в частности, своим изящным китаеязычным трактатом «О дружбе») и сумевший преодолеть противостояние противоборствующих партий, включая партию евнухов, добился успеха и вошел в Запретный город в Пекине [8]. Не будучи допущенными лично к императору, миссионеры передали богдыхану сбереженные за годы тягот и странствий дары: разновидность клавесина спинет, часы с репетиром, настенные часы и изображение Девы Марии с младенцем (картина императору не понравилась: образованные светотенью темные участки на лице мадонны он счел проявлениями неприятной кожной болезни). Тем не менее большинство диковинок пришлось императору по вкусу, и он даже приказал построить для размещения часов башню; те же часы стали для иезуитов и своего рода пропуском ко двору: кроме них, никто не умел заводить сложный механизм. Подкупленный европейскими штучками император тем не менее проконсультировался с Палатой церемоний на предмет возможности оставить Риччи с компанией при дворе, и Палата не одобрила идею приютить в сердце империи заморских «рыжеволосых дьяволов». Однако обаяние заводных часов было слишком велико: император пренебрег вердиктом министерства и разрешил иезуиту остаться.

Маттео Риччи новаторски применил на практике теоретические построения упомянутого выше первопроходца китайской миссии Алессандро Валиньяно, наставника иезуитов в Восточной Азии в 1574–1606 гг. Этот метод уже ближе к нашему времени прославился под названием «метод Риччи», а в его основе лежат четыре основных принципа:

1) адаптация («аккомодация») к китайской культуре, theologia accomodativa. Риччи полагал, что находящиеся в Китае иезуиты должны знать китайский язык и культуру, чтобы адаптироваться к образу жизни и обычаям культурной элиты Поднебесной;

2) распространение веры и евангелизация населения через обращение конфуцианской интеллектуальной элиты: иезуиты верили, что как только они обратят в христианство императора и двор, за ними последует вся остальная страна, поэтому сфокусировали усилия на грамотной части населения. Так, Риччи, пристально изучавший конфуцианскую классику, активно участвовал в работе философских кружков, написал самый первый, составленный иноземцем, трактат на китайском языке («О дружбе»), составил карту мира и так далее;

3) косвенное распространение веры: чтобы «обольстить» образованных китайцев и убедить их в развитости европейской цивилизации, использовались европейские науки и передовые технологии (часы, телескопы и т. д.). В качестве посредников выступали механические диковины, объяснение передовых технических приемов, картины с использованием перспективы и светотени, математические трактаты, карты мира, включавшие новейшие открытия;

4) открытость китайским ценностям и «толерантность»: Риччи искренне восхищался китайской культурой и считал ее носителей людьми, обладавшими высокими моральными качествами. Он сравнивал Конфуция с великими римскими философами, в частности с выдающимся римским философом, драматургом и государственным деятелем I века Луцием Аннеем Сенекой. Выступая за ориентацию в аккомодационной, приспособительной деятельности иезуитов в Китае, на конфуцианство, миссионер представлял это основополагающее китайское морально-этическое учение как философию, базирующуюся на естественном праве и несущую идею Бога, терпимо относясь к поклонению предкам и к почитанию Конфуция, считая данные практики «гражданскими обрядами» [9].

Так Маттео Риччи стал своего рода паромщиком в культурном проливе, разделяющем Китай и Запад: с помощью своих карт он знакомил китайцев с остальным миром, переводил на китайский язык книги по философии, математике и астрономии, в то же время открывая Западу философию Конфуция. Первые иезуиты, добравшиеся до Пекина из португальского поселения в Макао, постепенно распространились в значительной части страны, а при дворе приобрели значительную репутацию как математики и астрономы. К 1613 г. доверие к их умениям возросло настолько, что Палата ритуала в Нанкине обратилась к императору с просьбой поручить европейцам ответственную задачу по реформированию календаря.

Уже в XVII в. шесть французских ученых иезуитов, наших героев – королевских математиков, отправились в Китай по приказу короля и при его непосредственном финансировании.  

Предпосылки организации французской миссии

Новый интерес к далекому Китаю пробуждается в Европе начиная с первой половины XVII в., чему послужили и о чем свидетельствуют многочисленные публикации проповедников – сначала на латыни, а затем и на французском языке. Это зарождающееся модное поветрие подпитывают веления стиля и новые способы использования экзотических «колониальных товаров»: фарфора, тканей и специй, доставлявшихся с Дальнего Востока в основном на голландских кораблях. Все великие западные державы обратили лица на Восток. Голландия и Англия, страны, где победила Реформация, уже с конца XVI в. вступили в жестокую конкуренцию с Португалией и принялись бороздить просторы океанов не хуже этой былой царицы морей.

Еще в 1604 г. король Генрих IV предоставил купцам Дьеппа, Сен-Мало и Руана монополию на торговлю с Индией. Основание в 1656 г. Ост-Индской компании герцогом де Мейлерэ (1602–1664), губернатором Нанта и приближенным кардинала Ришелье, было направлено главным образом на торговлю с Мадагаскаром. Утвердить же Французскую Ост-Индскую компанию на государственном уровне решил суперинтендант военно-морского флота и с 1664 г. «директор по наукам, искусствам и мануфактурам Франции» Жан-Батист Кольбер (1619–1683), осознававший необходимость развития торговли с Востоком вообще и с Дальним Востоком в частности (равно как и бюджетный дисбаланс). Король ратифицировал соответствующую декларацию в августе 1664 г., и компания обосновалась в бретонском порту Лорьяне [10].

Кольбер активно поддержал идеи Короля-Солнца о расширении торговли на Дальнем Востоке, что вызвало беспрецедентное оживление не только в обществе и в среде купцов Сен-Мало и Нанта, но и в кругах миссионеров. Торговые компании естественным образом помогали им, перевозя их в дальние страны и при необходимости оказывая материальную помощь. Те же взамен прокладывали торговцам пути в глубь континента. Таким образом, цели негоциантов и миссионеров дополняли друг друга, а вместе они увеличивали количество королевских подданных, интересовавшихся Дальним Востоком и Китаем.

Возрастало и внимание, которое Кольбер уделял развитию науки. С одной стороны, суперинтендант интересовался совершенствованием теоретических дисциплин – недаром были основаны Академия наук и Парижская астрономическая обсерватория. Но всемогущий министр прекрасно понимал и неразрывную связь между теорией и практическим применением научных открытий. Кольбер мечтал о новом поколении превосходных математиков и астрономов (а особенно — дельных географов), он жаждал получить точные карты, позволяющие мореплавателям безопасно достигать Индии без помощи привередливых голландских лоцманов (до открытия Суэцкого канала это предприятие, предполагавшее плавание вокруг Африки, представляло собой крайне опасное приключение). Отчасти с этой воспитательной целью Кольбер и решил отправить в Китай математиков и астрономов, чтобы они выучились выполнять сложные и длительные задания в далекой стране. Иезуиты с готовностью откликнулись на Кольберовский «комсомольский» призыв: интересы миссии пересекались здесь с интересами страны и науки.

Отец Жан де Фонтене (1643–1710), впоследствии ставший руководителем группы, рассказывал, что в начале 1680-х гг. встречался с Кольбером, тогда еще и суперинтендантом военно-морского флота, и тот обронил сколь знаменитую, столь и неоправдавшуюся фразу: «Науки, отец мой, не стоят того, чтобы пересекать моря и обрекать себя на жизнь в другом мире, вдали от родины и друзей». Меньше известно конструктивное продолжение этой максимы: «Но поскольку желание обратить неверных и завоевать души для Иисуса Христа часто побуждает отцов предпринимать такие путешествия, я бы хотел, чтобы они воспользовались этой возможностью; и чтобы в часы, свободные от проповедования Евангелия, они производили на месте множество наблюдений, которых нам не хватает для совершенства наук и искусств» [11].

Непредвиденные обстоятельства: прибытие посольства короля Сиама

В сентябре 1684 года Людовик XIV принял в Версале посольство того самого короля Сиама Нараи Великого, с которого мы начали этот рассказ. Визит оказался возможным благодаря связям в сиамских верхах, завязанных представителями Французской Ост-Индской компании. Прибытие посольства поразило столичную публику и обрадовало любителей экзотики: наряженные в парадную одежду послы привезли дары, большинство которых было произведено в Китае, – изделия из нефрита, из китайского лака, фарфор, – все это поразило и короля, и его блестящий двор. Интерес Короля-Солнца к Китаю и его императору стал расти. Посольство возглавляли два тайских дипломата, сопровождаемые миссионером из Парижского общества заграничных миссий Бенинем Ваше (1641–1720), назначенным переводчиком при сиамских послах. Основная же причина визита заключалась в том, что король Сиама был обеспокоен планами голландцев на его страну: в 1660-х гг. Объединенная Ост-Индская компания организовала морскую блокаду реки Менам, орошавшей всю центральную равнину страны и протекавшей через ее столицу Аютию (совр. Аюттхая) [12].

Как известно, Людовик XIV отличался исключительной любовью к блестящим вещам; эта страсть неожиданно оказалась подпитанной во время посольства, прибывшего к французскому двору из Сиама, где до тех пор не знали о существовании Франции. По курьезному стечению обстоятельств некий предприимчивый грек по имени Константин Фолкон (1647–1688; фр. вариант – Фальк Констанс), сын трактирщика с греческого острова Кефалония (Кефалиния), стал баркалоном [13] – чем-то вроде премьер-министра королевства Сиам [14]. Намереваясь укрепиться в своей позиции, Фолкон решился прибегнуть к иностранной помощи. При этом он опасался обращаться к англичанам или голландцам, ибо был наслышан об их решительных действиях в Индии. Другое дело – французы, не так давно основавшие торговые фактории на восточном (Коромандельском) побережье Индийского субконтинента и распространявшие славу своего короля в этих (и более юго-восточных) краях Азии!

Итак, хитроумный Константин счел, что Людовик XIV будет польщен, если в Париже появится блестящее посольство буквально с края земли, и в намерении осуществить эту идею одному из величайших авантюристов в истории Юго-Восточной Азии помогла религия, влиявшая на всю тогдашнюю мировую политику – от Сиама до Вест-Индий. Так Фолкон снарядил ко двору Короля-Солнца торжественное посольство с богатыми дарами от короля Сиама, мечтая заключить торговый договор между Францией и очарованным славой великого монарха «индийским королем». Козырь предполагался один: сиамский правитель был якобы близок к тому, чтобы стать христианином. Польщенный король, обманутый столь возвышенными посулами, действительно отправил в Сиам двух послов и шесть иезуитов, к которым, как пишет Вольтер в «Эпохе Людовика XIV» (Le Siècle de Louis XIV), на всякий случай присоединились офицеры и восемьсот солдат.

Отметим здесь между прочим, что уже в 1686 г. к подножию трона Людовика прибыла вторая сиамская миссия от короля Нараи, ведомая тайским министром иностранных дел и торговли Чао Прайя Косатхибоди по прозванию Коса Пан – сиамским дипломатом, произведшим неизгладимое впечатление на современников своей внешностью, костюмом и головным убором ломфоком (lomphok). Дипломат вел дневник посольства и описал в нем современную ему Францию и Версаль, где проходили приемы послов [15].        

Возвращение во Францию отца Филиппа Купле и новообращенного китайского христианина Шэнь Фуцзуна

Прибытие посольства из Сиама совпало с приемом в Версале 15 сентября 1684 г. отца Филиппа Купле (1622–1693) – миссионера-иезуита и математика, служившего в Пекине и вернувшегося на родину на голландском корабле с молодым китайским новообращенным Шэнь Фуцзуном (в крещении Мишель Син). Купле привез от начальства – вице-провинциала Фердинанда Вербиста (1623–1688), с 1669 г. занимавшего пост главы Приказа по астрономии и календарю, или Императорского бюро астрономии – просьбу прислать новых братьев для пополнения рядов миссии, численность которой постепенно уменьшалась [16].

Удивительное совпадение двух прибытий – сиамского посольства и Филиппа Купле – убедило короля в необходимости расширения французского присутствия на Востоке, и он решил воспользоваться запланированным отплытием линейного корабля «Л’Уазо» («Птица») [17], чтобы отправить в Азию иезуитских ученых. Сначала им предстояло побывать с ответным визитом в Сиаме, а потом уже самостоятельно добираться до Китая.

Подобный проект, безусловно, вызвал противодействие – с одной стороны, португальцев, яростно отстаивавших право на покровительство проповеди христианства на Дальнем Востоке, а с другой стороны, Святейшего Престола, незадолго до того учредившего апостольские викариаты с помощью Общества Святого Причастия Алтаря и Общества иностранных миссий.

В силу разделения духовной и светской властей и в соответствии с соглашениями Тордесильясского договора 1494 г. о разделе сфер влияния между Испанией и Португалией Людовик XIV не имел возможности отправлять на Восток миссионеров, но мог делегировать туда ученых (даже миссионеров), если они обладали сертификатом королевского математика. После заключения договора Святой Престол передал контроль над восточными миссиями Португалии (это право известно как «Падруаду»; Padroado). Португальцы не желали прибытия французских иезуитов в Китай, закономерно подозревая их в поддержке интересов короля. Людовик же со своей стороны не хотел, чтобы указанные миссионеры перемещались на португальских кораблях по условиям Тордесильясских соглашений.

Padroado – «патронаж», соглашение между Папским Престолом и Португальским королевством (позже – Республикой Португалия), осуществлявшийся посредством серии конкордатов, через которые Ватикан передавал управление местных церквей и предоставлял теократические привилегии португальским монархам. Падруаду возникло в начале эпохи португальских великих географических открытий в середине XV в. и было зафиксировано папой Львом Х в 1514 г. Система носила также названия Padroado Real («Королевский патронаж»), Padroado Ultramarino Português («Португальский заморский патронаж») и с 1911 г. (после принятия в Португалии Закона об отделении церкви от государства) Padroado Português do Oriente («Португальский патронаж Востока»). Главные привилегии Падруаду вытекали из двух булл папы Льва Х (на престоле в 1513–1521 гг.): Dum fidei constantiam от 04.06.1514 и Emmanueli Regi Portugalliae illustri от 12.06.1514. В течение ХХ в. система постепенно была упразднена [18].

Дубровская Динара Викторовна - доктор исторических наук

---

[1] Brown S. J., Tackett T. The Cambridge History of Christianity. Vol. 7. Enlightenment, Reawakening and Revolution 1660–1815. Cambridge: Cambridge University Press, 2006. p. 464.

[2] Le Comte L. Nouveaux mémoires sur l'état présent de la Chine. Par le P. Louis Le Comte... Tome premier [-troisième]. Troisième édition. 1697–1698. Gallica. URL: https://gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k8705050r.texte (дата обращения 31.05.2025).

[3] Здесь и далее все общие замечания основаны на работах автора статьи. См. основные монографии: Дубровская Д. В. Все пути ведут из Рима. Христианские миссии в Поднебесной империи от несториан (VII в.) до папы Франциска. М.: ИВ РАН, 2020; Дубровская Д. В. Миссия иезуитов в Китае. Маттео Риччи и другие (1552–1775 гг.). М.: ИВ РАН, 2001; Дубровская Д. В. Китай формирует Европу: от мифа к стилю. Кн. 1. М.: ИВ РАН, 2023; Дубровская Д. В. Лан Шинин. Джузеппе Кастильоне при дворе Сына Неба. М.: ИВ РАН, 2018 и др.

[4] Chateaubriand François-René de. Génie du Christianisme. Paris: Garnier Frères, 1828. P. 306.

[5] Дубровская Д. В. Евразийский блюз — лазурит и его деривативы на Великом шелковом пути. Прекрасное и утилитарное на Востоке: от докерамического неолита до искусства ислама. Отв. ред. Д. В. Дубровская, С. А. Зинченко. М.: ИВ РАН, 2020. С. 231–256.

[6] Roman coins in China. Novo Scriptorium. URL: https://novoscriptorium.com/2019/11/30/roman-coins-in-china/ (дата обращения 31.05.2025).

[7] Morin B. Une diplomatie d’influence au XVIIe siècle ou comment les intérêts de l’état se conjuguent aux intérêts des jésuites avec les Mathématiciens du roy. France Chine International. 2016. URL: https://www.france-chine-international.fr/les-mathematiciens-du-roy-premiere-mission-scientifique-et... (дата обращения 26.04.2025).

[8] Дубровская Д. В. Трактат «О дружбе» Маттео Риччи как одна из причин успеха проповеди христианства в минском Китае. Восток (Oriens). Афро-Азиатские общества: история и современность. 2020. № 3. С. 175–186.

[9] Xiping Zhang, Deshu Ding, Jinping Ye, Xiping Zhang, Deshu Ding, Jinping Ye. Following the Steps of Matteo Ricci to China. Beijing: Wu zhou chuanbo chubanshe, 2006. Pp. 173–174.

[10] Brizay B. La France en Chine. Le Mathématiciens du roi. Paris: Synthèses Historiques, 2013. P. 74.

[11] Обнаруживается в седьмом выпуске Lettres édifiantes et curieuses («Поучительные и любопытные письма, составленные в иностранных миссиях…»). Париж, 1707: “Les Sciences, mon Père, ne méritent pas que vous preniez la peine de passer les mers, et de vous réduire à vivre dans un autre monde, éloigné de votre patrie et de vos amis. Mais comme le désir de convertir les Infidèles, et de gagner des âmes à Jesus-Christ porte souvent vos Pères à entreprendre de pareils voyages, je souhaiterois qu’ils se servissent de l’occasion; et que dans le temps où ils ne sont pas si occupés à la prédication de l’Évangile, ils fissent sur les lieux quantité d’observations, qui nous manquent pour la perfection des sciences & des art”. 

[12] Klein J.-F. Le rêve franco-siamois de Louis XIV et de Phra Narai. J.-F. Klein, A. Thuaux, S. Trelcat. La Résidence de France à Bangkok. Paris: Editions Internationales du Patrimoine, 2015. Pp. 26–37.

[13] См., например: Договор о торговле и привилегиях в области торговли с Ост-Индскими странами и в особенности королевством Сиам и его областями между их Превосходительствами гг. де Ла Лубером и Себре, Чрезвычайными посланниками Его Христианнейшего Величества в королевстве Сиам и Ойя Пра Сияет Суннва Тибоди Си Супова Пириа Пап, из управления Баркалона [пракланга], и Опва Сипипат Натто Нарайя Кусса, уполномоченным Короля Сиама. Документы по истории Юго-Восточной Азии XVII – начала XVIII в. Библиотека древних рукописей. URL: https://drevlit.ru/docs/uva/XVI/1560-1580/Dok_ist_17_18/121-140/1256e7d.php (дата обращения 31.05.2025). 

[14] Constantine Phaulkon. Энциклопедия Британника. URL: https://www.britannica.com/biography/Constantine-Phaulkon (дата обращения 31.05.2025).

[15] Bertrand R. Rendez-vous manqué avec le Siam. Histoire mondiale de la France. Paris: Seuil, 2017. Pp. 446–451.

[16] Morin B. Une diplomatie d’influence au XVIIe siècle ou comment les intérêts de l’état se conjuguent aux intérêts des jésuites avec les Mathématiciens du roy. France Chine International. 2016. URL: https://www.france-chine-international.fr/les-mathematiciens-du-roy-premiere-mission-scientifique-et... (дата обращения 26.04.2025).

[17] L’Oiseau. Daily Mail. URL: https://www.dailymail.co.uk/news/article-11904929/French-journal-1687-LOiseau-ship-records-European-... (дата обращения: 31.05.2025).

[18] Lach D. F. Asia in the Making of Europe. Vol. 1. The Century of Discovery. Chicago: The University of Chicago Press, 1994. Pp. 230–245; Streit R. (Ed.). Bibliotheca Missionum. Vol. IV. Asiatische Missionsliteratur (1245–1699). Freiburg–Aachen, 1928–1929.

«Математики короля» – французские миссионеры на службе маньчжурских императоров (XVII–XVIII вв.). Часть II